В годы Великой Отечественной войны в Хакасии было репрессировано 397 человек
Дата публикации: 25 февраля 2020 года в 10:49.
Категория: Общество.
Политические репрессии в Хакасии в период с 1941 по 1945 гг. исследует кандидат исторических наук, преподаватель Хакасского госуниверситета Михаил Степанов. Его труд «Особенности реализации репрессивной политики в условиях военного времени», опубликован в научном издании «Очерки истории Советской Хакасии (1917-1991 гг.)», сообщили в пресс-службе ХГУ.
Начало войны внесло ряд существенных корректив в реализацию репрессивной политики СССР. Но, вместе с тем, природа сталинского режима и всей тоталитарной политической системы принципиально не изменилась. В первые месяцы войны для вынесения массовых смертных приговоров серьезных препятствий не существовало, и государство прибегало к этой мере, как средству устрашения. Однако после крупных военно-стратегических поражений 1941 года, вызвавших огромные людские потери и утрату значительной части трудовых ресурсов оккупированных территорий, политико-идеологические мотивы в отправлении правосудия уступили место утилитарным расчетам – «человеческий ресурс» был необходим для фронта и тыла (в том числе для многомиллионной армии заключенных ГУЛАГа).
За весь период войны в автономной области по политическим преступлениям было арестовано 397 человек. Основные причины арестов: «контрреволюционная агитация», «вредительство», «саботаж», «повстанчество и участие в контрреволюционных группах», «террор и террористические намерения», «измена Родине» и др. Абсолютное большинство обвинений и арестов по Уралу и Сибири производилось по признакам «антисоветской агитации».
«Антисоветские настроения» на почве резкого падения жизненного уровня в годы войны, были характерны для советского общества. Однако, несмотря на десятки тысяч дел по «контрреволюционным преступлениям» в годы Великой Отечественной войны ни в городе, ни в деревне Урало-Сибирского региона не было серьёзных антисоветских организаций, ни «пятых колонн». Порой грубая фальсификация оперативно-следственных материалов подпитывала практику необоснованных репрессий».
Михаил Степанов приводит мнение знаменитого новосибирского учёного-историка С.А. Папкова, который подчёркивал, что «карательное воздействие закона усилилось, прежде всего, введением в практику второй части Ст. 58-10 УК РСФСР, предусматривающую исключительно для военной обстановки и ориентированной на применение высшей меры наказания – расстрела. На её долю приходилось до 45-50% всех судебных приговоров по делам о «контрреволюционных преступлениях». Другой учёный А.Г. Тепляков считал, что «массовые репрессии чрезвычайно терроризировали и ослабляли воюющую страну и на фронте, и в тылу. Это позволяет охарактеризовать органы НКВД-НКГБ как фактически «пятую колонну», которая благодаря примату ведомственных интересов, действовала в пользу противника, нежели СССР».
Проявление недовольства экономическим и материальным положением в СССР расценивалось властями в годы войны как государственное преступление. Так, в архивно-следственном деле арестованного в 1942 году токаря вагонного хозяйства станции Абакан, отмечены высказывания, повлекшие обвинение в совершении политического преступления: «То заём, то военный налог, то лотерея, все с рабочих высчитывают, и так получать нечего, а тут ещё заем…Сталин такой же, как и Гитлер, так же с нас пьет кровь, обдирает последнюю шкуру с рабочих…».
Экономические трудности, в том числе проблемы по снабжению продовольствием, вынуждали крестьян совершать противоправные действия. Самым распространенным преступлением среди них были кража зерна и другой сельскохозяйственной продукции, что объяснялось весьма просто: голод заставлял колхозников совершать поступки, которые карались очень жестоко. Наказания были одинаково суровы и за большую и за мелкую кражу. К уголовной ответственности привлекались крестьяне не только за действия, содержащие состав преступления, но и за проступки, случившиеся в результате низкой квалификации сельских специалистов. К примеру, в период подготовки к весеннему севу 1943 года 75 сельчан из Хакасии были посажены в лагеря за срыв подготовки к севу, за «разбазаривание» семян и горюче-смазочных материалов, дезорганизацию трудовой дисциплины, варварское отношение к животным, нарушение правил агротехники, плохое качество ремонта тракторов и сельскохозяйственного инвентаря. Такими репрессивными мерами власть пыталась «разрешить» проблемы, связанные с низкой квалификацией специалистов в сельском хозяйстве.
К концу войны в крестьянской среде отчетливее стали проявляться тенденции недовольства своим тяжелым положением. Выразителем этой линии стали выходцы из крестьянской среды – студенты исторического факультета Абаканского государственного педагогического института. Так студентка Литвинова, арестованная в 1945 году, активно выступала на лекциях по политэкономии в аудитории института и в частных беседах заявляла, что «колхозная форма хозяйства на практике себя не оправдала, что она является нерентабельной и не соответствует интересам и желаниям крестьянства; что крестьяне презирают колхозы, умышленно ломают колхозное имущество; что у крестьян нет стимула к тому, чтобы честно трудиться в колхозе, так как за свой труд крестьяне ничего не получают. Производимый в колхозе хлеб государство забирает под метелку, ничего не оставляя колхозникам...».
А преподаватель Литвиновой – заведующий кафедрой А.И. Примак, был арестован органами государственной безопасности за то, что допускал на лекции антисоветские дискуссии. В результате он был осужден к лишению свободы сроком на 4 года за «Недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении».
Современные исследователи констатируют, что основные направления политических репрессий в Хакасии периода Великой Отечественной войны были заложены ещё в довоенное время.
