Как появился лживый миф о валаамских инвалидах войны

Дата публикации: 5 апреля 2015 года в 13:52.
Категория: Общество.

Враги нашей страны, внешние и внутренние, создали целую серию лживых мифов, принижающих и очерняющих нашу Победу в Великой Отечественной Войне. Один из таких мифов - о "валаамских инвалидах", разоблачает этот материал.

Увезли. Куда?

Когда мы вспоминаем Великую Отечественную войну, в памяти предстают не только флаг над Рейхстагом, салют Победы, всенародное ликование, но и людское горе. И одно с другим никак не смешивается. Да, эта война нанесла чудовищный урон стране. Но радость Победы, осознание своей правоты и силы не должно погребаться скорбью – это было бы предательством по отношению к тем, кто отдал жизнь за Победу, кто кровью добывал эту радость.

Так я и написал недавно своему польскому приятелю: «Witek, в праздник Рождества об убитых вифлеемских младенцах не плачут. Не знаю как у вас, католиков, а у нас убиенных Иродом поминают отдельно, в четвёртый день после Рождества. Точно так же у нас не принято омрачать день Победы, для этого уместнее 22 июня – день начала войны».

Witek – это интернетовский ник польского публициста, который на авторитетном в Польше портале ведёт блог для русской аудитории. Много пишет о преступлениях советской власти, о Катынском расстреле, пакте Молотова-Риббентропа и т. д. И вот 8 мая, накануне Дня Победы, он «поздравил» россиян публикацией, которая называется так: «Куда девались фронтовики-инвалиды? К размышлению любителям шумно попраздновать».

Публикация была скомпилирована из разных русскоязычных статей. В них говорится: «В статистическом исследовании "Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооружённых сил" значится, что во время войны демобилизовано по ранению, болезни, возрасту 3.798.200 человек, из них инвалидов 2.576.000 человек. И среди них 450.000 одноруких или одноногих. Читатели постарше вспомнят, что в конце 40-х годов на улицах было много инвалидов. Наследие недавней войны... Фронтовики. Безрукие, безногие, на костылях, с протезами... Они пели и побирались, просили милостыню по вагонам и рынкам. И это могло бы породить в головах некие крамольные мысли о благодарности советского народа своим защитникам... Вдруг они исчезли. Их собрали за одну ночь – погрузили в вагоны и вывезли в "дома-интернаты закрытого типа с особым режимом". Ночью, тайком – чтобы не было шуму. Насильно – некоторые бросались на рельсы, но куда им было против молодых и здоровых? Вывезли. Чтобы не оскорбляли своим видом взоры горожан и туристов. Чтобы не напоминали о долге перед ними, спасшими всех нас.

На деле никто особо не разбирался – брали всех, кого попало, и те, у кого была семья, даже не смогли передать о себе весточку! У них отобрали паспорта и военные билеты. Исчезли, и всё. Вот там они и жили – если это можно назвать жизнью. Скорее, существование в каком-то Аиде, с другой стороны Стикса и Леты – реки забвения... Интернаты тюремного типа, откуда не было выхода. А ведь они были молодые парни, им хотелось жить! По сути дела, они были на положении заключённых... Такое заведение существовало, например, на острове Валаам. Интернаты находились в ведении МВД. Понятно, что там была за жизнь...»

Ветераны-инвалиды

Неприятно такое читать, да ещё с польскими комментариями. По-христиански мне бы надо смиренно покаяться за наших коммунистов-богоборцев: вот ведь что сотворили с инвалидами-ветеранами. Но чем больше я погружался в этот словесный поток, собранный из ручейков российской правозащитной критики, тем больше охватывало омерзение: «Что за страна СССР! Что за люди!» И коммунисты уже отошли на задний план, потому что в нормальной стране, населённой нормальными людьми, они не смогли бы творить такие злодеяния. Все виноваты! Как такое допустили русские люди?!

И вот тогда возникло у меня чувство: что-то здесь не то, некая демонизация реальности получается... Вправду ли «сотни тысяч» калек-ветеранов рассовали по тюремным интернатам? Ведь их в целом-то было не более 500 тысяч, и подавляющее большинство вернулось к семьям, работали на восстановлении страны, кто как мог – без руки или ноги. Это же в памяти народной сохранилось! И вправду ли интернаты подчинялись МВД? Там что, и охрана была? В ответ Witek смог привести лишь выдержку из доклада министра Внутренних дел Круглова от 20 февраля 1954 года: «Нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов... самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать. Предлагаю преобразовать дома инвалидов и престарелых в дома закрытого типа с особым режимом». Но из этого никак не следует, что предложение о «режимности» было удовлетворено. Министр исходил из своей, сугубо ведомственной, точки зрения, но решение принимал не он. А вот что действительно следует из этой записки, так это что до середины 50-х годов никакой «режимности» в интернатах для инвалидов не было. Правозащитники же наши толкуют про конец 40-х годов, когда инвалидов «рассовали по тюрьмам».

На пароходе в Горицы

Миф о тюремных интернатах для ветеранов-инвалидов появился не сразу. По всей видимости, всё началось с таинственности, что окружала инвалидный дом на Валааме. Автор знаменитой «Валаамской тетради» экскурсовод Евгений Кузнецов так и писал:

«В 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР образовали на Валааме и в зданиях монастырских разместили Дом инвалидов войны и труда. Вот это было заведение! Не праздный, вероятно, вопрос: почему же здесь, на острове, а не где-нибудь на материке? Ведь и снабжать проще, и содержать дешевле. Формальное объяснение – тут много жилья, подсобных помещений, хозяйственных (одна ферма чего стоит), пахотные земли для подсобного хозяйства, фруктовые сады, ягодные питомники. А неформальная, истинная причина – уж слишком намозолили глаза советскому народу-победителю сотни тысяч инвалидов: безруких, безногих, неприкаянных, промышлявших нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах, да мало ли ещё где. Ну, посудите сами: грудь в орденах, а он возле булочной милостыню просит. Никуда не годится! Избавиться от них, во что бы то ни стало избавиться. Но куда их девать? А в бывшие монастыри, на острова! С глаз долой – из сердца вон. В течение нескольких месяцев страна-победительница очистила свои улицы от этого "позора"! Вот так возникли эти богадельни в Кирилло-Белозерском, Горицком, Александро-Свирском, Валаамском и других монастырях...»

То есть удалённость острова Валаам вызвала у Кузнецова подозрение, что от ветеранов хотели избавиться: «В бывшие монастыри, на острова! С глаз долой...» И тут же к «островам» он причислил Горицы, Кириллов, д. Старая Слобода (Свирское). Но как, например, в Горицах, что в Вологодской области, можно было «упрятать» инвалидов? Это же большой населённый пункт, где всё на виду.


Защитник Невской Дубровки Александр Амбаров дважды во время бомбёжек был заживо погребён (рисунок Г. Доброва)


Эдуард Кочергин в «Рассказах питерских островов» описывает, как в начале 50-х ленинградские бомжи и бомжихи (в том числе гулящие бабы, так сказать «низы общества») провожали в интернат своего весёлого собутыльника и запевалу Васю Петроградского – бывшего матроса Балтийского флота, потерявшего на фронте обе ноги. На обычный пассажирский пароход сажали его собесовские чиновники (которые и заставили отправиться в интернат) и толпа друзей. На прощание «отутюженному и нафабренному Василию» вручили подарки на память – новый баян и три коробки любимого им «Тройного» одеколона. Под игру этого баяна («Любимый город может спать спокойно...») пароход и отчалил в Горицы.

Далее хотелось бы привести большую цитату – потому что про «Валаамскую тетрадь» Е. Кузнецова многие знают, а это свидетельство Э. Кочергина оказалось втуне:

«Самое потрясающее и самое неожиданное, что по прибытии в Горицы наш Василий Иванович не только не потерялся, а даже наоборот – окончательно проявился. В бывший женский монастырь со всего Северо-запада свезены были полные обрубки войны, то есть люди, лишённые абсолютно рук и ног, называемые в народе "самоварами". Так вот, он со своей певческой страстью и способностями из этих остатков людей создал хор – хор "самоваров" – и в этом обрёл свой смысл жизни. Начальница "монастыря" и все её врачи-санитары с энтузиазмом приветствовали инициативу Василия Ивановича, а на его одеколонное выпивание смотрели сквозь пальцы. Сёстры-санитарки во главе с врачихой по нервам вообще боготворили его и считали спасителем от страстных посягательств несчастных молодых мужских туловищ на их собственные персоны.

Летом дважды в день здоровые вологодские бабы выносили на зелёно-бурых одеялах своих подопечных на "прогулку" за стены монастыря, раскладывая их среди заросшей травою и кустами грудине круто спускавшегося к Шексне берега... Самым верхним клали запевалу – Пузырька, затем – высокие голоса, ниже – баритон, а ближе к реке – басы.

На утренних "гуляниях" происходили репетиции, и между лежащими торсами, в тельнике, на кожаной "жопе" скакал моряк, уча и наставляя каждого и не давая никому покоя: "Слева по борту – прибавь обороты, корма – не торопись, рулевой (Пузырёк) – правильно взял!" Вечером, когда у пристани внизу пришвартовывались и отчаливали московские, череповецкие, питерские и другие трёхпалубные пароходы с пассажирами на борту, "самовары" под руководством Василия Петроградского давали концерт. После громогласно-сиплого "Полундра! Начинай, братва!" над вологодскими угорьями, над стенами старого монастыря, возвышавшегося на крутизне, над пристанью с пароходами внизу раздавался звонкий голос Пузыря, а за ним страстно-охочими голосами мощный мужской хор подхватывал и вёл вверх по течению реки Шексны морскую песню:

Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали...
Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от этой земли...

А хорошо прикинутые, сытые "трёхпалубные" пассажиры замирали от неожиданности и испуга от силы и охочести звука. Они вставали на цыпочки и взбирались на верхние палубы своих пароходов, старясь увидеть, кто же производит это звуковое чудо. Но за высокой вологодской травою и прибрежными кустами не видно обрубков человеческих тел, поющих с земли. Иногда только над верхушками кустов мелькнёт кисть руки нашего земляка, создавшего единственный на земном шаре хор живых торсов. Мелькнёт и исчезнет, растворившись в листве. Очень скоро молва о чудесном монастырском хоре "самоваров" из Гориц, что на Шексне, облетела всю Мариинскую систему, и Василию к питерскому титулу прибавили новый, местный. Теперь он стал зваться Василием Петроградским и Горицким.

А из Питера в Горицы каждый год на 9 мая и 7 ноября присылались коробки с самым лучшим "Тройным" одеколоном, пока майской весною 1957 года не вернулась посылка на Петроградскую сторону "за отсутствием адресата"».


Как видим, никакой «тюрьмы» в Горицах не было, и «обрубков войны» не прятали. Чем спать под забором, уж лучше пусть живут под медицинским надзором и уходом – такова была позиция властей. Спустя время в Горицах остались только те, от кого отказались родственники или кто сам не пожелал явиться к жене в виде «обрубка». Тех же, кого можно было подлечить, лечили и выпускали в жизнь, помогая с трудоустройством. Сохранился горицкий список инвалидов, вот беру из него не глядя первый попавшийся фрагмент:

«Ратушняк Сергей Сильвестрович (амп. культ. правого бедра) 1922 ИОВ 01.10.1946 по собственному желанию в Винницкую область.

Ригорин Сергей Васильевич рабочий 1914 ИОВ 17.06.1944 на трудоустройство.

Рогозин Василий Николаевич 1916 ИОВ 15.02.1946 выбыл в Махачкалу 05.04.1948 переведён в другой интернат.

Рогозин Кирилл Гаврилович 1906 ИОВ 21.06.1948 переведён на 3 группу.

Романов Пётр Петрович 1923 ИОВ 23.06.1946 по собственному желанию в г. Томск».

Есть и такая запись: «Савинов Василий Максимович – рядовой (остеопар. пр. бедра) 1903 ИОВ 02.07.1947 исключён за длительную самовольную отлучку».

«Расставались со слезами»

Эти горицкие списки нашёл в Вологде и Череповце (туда был переведён инвалидный дом) генеалог Виталий Семёнов. Он же установил адреса других интернатов в Вологодской области: в посёлке Прибой (Николоозёрский монастырь) и под городом Кирилловом (Нило-Сорская пустынь), куда из Гориц привозили самых тяжких. В пустыни до сих располагается неврологический диспансер, причём там сохранились две церкви, игуменский корпус и келейные корпуса (см. Покров над Белозерьем в № 426 «Веры»). Такой же интернат располагался в п. Зелёный берег (Филлипо-Ирапский монастырь), что близ села Никольское на реке Андога (см. Филипп, утешитель души в № 418 «Веры»). В обеих названных обителях, как и в Горицах, мне доводилось бывать. И ведь не пришло в голову о ветеранах расспрашивать. А Виталий Семёнов продолжает «копать»...


Неизвестный солдат. 1974 г. (коллаж автора с рисунка Г. Доброва)


Совсем недавно, в мае 2012 года, он получил электронное письмо от школьницы из села Никольское. Старшеклассница Ирина Капитонова восстановила 29 фамилий из пациентов андогского дома инвалидов и записала воспоминания более десятка людей, работавших в инвалидном доме. Вот некоторые отрывки:

«Рядом с кельями на улице был обстроен навес на свежем воздухе. Неходячих инвалидов в благоприятные дни на раскладушках выносили на свежий воздух. Инвалидам оказывалась систематическая медицинская помощь. Заведующей медпунктом работала фельдшер Смирнова Валентина Петровна. Её направили сюда после окончания Ленинградского медицинского училища при институте Мечникова. Валентина Петровна жила в 12-метровой комнате рядом с инвалидами. В трудную минуту всегда приходила на помощь.

Ежедневно в 8 ч утра медицинские работники делали обход инвалидов по палатам. Часты были и ночные вызовы. За лекарством ездили в Кадуй на лошади. Медицинскими препаратами снабжали регулярно. Кормили 3 раза и ещё выдавали полдник ежедневно.

При доме инвалидов содержали большое подсобное хозяйство... Рабочих в подсобном хозяйстве было немного. Им охотно помогали инвалиды. По словам бывшей рабочей Волковой Александры (1929 г. р.), инвалиды были работящими. На территории была своя библиотека. Привозили для инвалидов фильмы. Те, кто мог, ходили на рыбалку, за грибами и ягодами. Вся добытая продукция шла к общему столу.

Инвалидов никто из родственников не навещал. Трудно сказать: то ли они сами не хотели быть обузой, то ли родственники не знали места их пребывания. Многим инвалидам удалось обрести семью. Молодые женщины Зелёного берега и из близлежащих деревень, потерявшие своих женихов на войне, соединяли свою судьбу с инвалидами из Зелёного берега...

По словам респондентов, многие курили, а спиртным не увлекались. Справиться с физическими и душевными ранами помогал труд. Об этом свидетельствуют судьбы многих из них. Забоева Фёдора Фёдоровича, инвалида 1-й группы без ног, хорошо знавшие его называли «человеком-легендой». Его золотые руки умели делать абсолютно всё: портняжничать, шить и ремонтировать обувь, убирать урожай на колхозных полях, разделывать дрова...

Просуществовал дом инвалидов до 1974 года. Инвалиды расставались с Зелёным берегом и друг с другом тяжело, со слезами. Это свидетельствует о том, что здесь им было комфортно».


Все эти сведения переправил я польскому публицисту, мол, не надо мазать чёрной краской советское время – нормальные люди там были, добрые и отзывчивые, своих ветеранов уважали. Но оппонент мой не сдавался: «А как же "Валаамская тетрадь", ты не веришь Кузнецову?» И снова Кузнецова цитирует – как ветераны голодали, овощей им не хватало:

«Я видел это своими глазами. На вопрос кому-либо из них: "Что привезти из Питера?" – мы, как правило, слышали: "Помидорку бы и колбаски, кусочек колбаски". А когда мы с ребятами, получив зарплату, приходили в посёлок и покупали бутылок десять водки и ящик пива, что тут начиналось! На колясках, "каталках" (доска с четырьмя шарикоподшипниковыми "колёсами"), на костылях радостно спешили они на поляну у Знаменской часовни, там рядом была тогда танцплощадка. Для безногих инвалидов! Додуматься только! И был здесь же пивной ларёк. И начинался пир. По стопарику водки и по стопарику же ленинградского пива. Да если это "прикрыть" половинкой помидорки да куском "Отдельной" колбаски! Бог мой, вкушали ли изощрённейшие гурманы подобные яства! И как оттаивали глаза, начинались светиться лица, как исчезали с них эти страшные извинительно-виноватые улыбки...»

Ну что тут скажешь? Кузнецов ещё студентом стал подрабатывать на Валааме экскурсоводом с 1964 года. В ту пору, да и позже, «колбаску» только в Ленинграде да Москве можно было свободно купить. Значит ли это, что инвалиды голодали?

Честно сказать, задели меня слова Witeka. Ведь Валаам очень близок мне. Туда в командировку от петрозаводской газеты «Комсомолец» я приезжал ещё в 1987 году. Инвалидный дом не застал – его три года как перевели на «большую землю», в п. Видлица. Но пообщаться с одноруким ветераном довелось. Три ночи провёл я в конторе лесхоза (на острове были лесхоз и леспромхоз), а там рядышком находилась пасека. Вот при этойпасеке и жил инвалид, пожелавший остаться при своих пчёлах. Глядя на него, мне как-то в голову не пришло расспрашивать об «ужасах» инвалидного дома – такой светлый, умиротворённый старик. Только одно его огорчало. Показывал он мне пчёлок и предлагал: «Старый я, помощника нет, оставайся». И помнится, я всерьёз подумывал: а может, плюнуть на всё и остаться на острове?

Делюсь этим воспоминанием со своим оппонентом, он в ответ – «Значит, Кузнецову не веришь. А своим священникам веришь? Год назад на Валааме установили крест-памятник на кладбище ветеранов-инвалидов, после панихиды было сказано...» И цитирует: «Это люди, получившие тягчайшие увечья в Великой Отечественной войне. Многие из них не имели рук и ног. Но более всего, наверное, они испытывали муки от того, что Родина, за свободу которой они отдали своё здоровье, не сочла возможным сделать ничего лучшего, как отправить их сюда, на этот холодный остров, подальше от общества победителей... Условия их жизни здесь мало чем отличались от лагеря: они не имели возможности передвижения, они не имели возможности поехать к своим родным, близким. Они здесь умирали – скорбно почили, как мы только что слышали в молитве за упокой. То, что произошло на Валааме... – это ещё одна малоизвестная история, связанная с войной...»

Да, уел меня польский приятель. Даже и не знал, что ответить.


Мемориал памяти инвалидов Отечественной войны, погребённых на Валааме


Правда о Валааме

Проповедь эта была сказана после освящения креста, сооружённого по просьбе наместника монастыря представителями Ассоциации предприятий похоронной отрасли Санкт-Петербурга и Северо-западного региона. Координатором этого дела была Ольга Лосич, которая готовила также историческую справку для будущего памятника. На сайте ассоциации выложено интервью с ней. Ольга Лосич сообщает, что «перед Ассоциацией была поставлена задача создать памятник ветеранам войны, проживавшим на Валааме с 1953 года» (на самом деле ветераны там проживали уже в 1951–1952 годах. – М. С.). Далее она рассказывает, с каким трудом им удалось разыскать архивы инвалидного дома – они «оказались» в Видлице. И сообщает, что на остров сразу же было привезено около тысячи ветеранов вместе с медицинскими работниками, затем «от тоски и одиночества они стали умирать один за другим». «Мы полностью перебрали и изучили документы, содержащиеся в двадцати мешках, – говорит О. Лосич. – Поисково-исследовательский этап работы завершился составлением списков ветеранов – инвалидов войны, похороненных на Валааме. В этот список вошли 54 имени ветеранов». Всего же, по мнению Лосич, на кладбище должно было быть похоронено 200 инвалидов.


Из архива Валаамского дома инвалидов


Тут же возникает вопрос. Даже если похороненных 200, то куда делись остальные 800? Значит, всё же они не «умирали один за другим»? И никто их не обрекал на смерть на этом «холодном острове»? Инвалидный дом существовал на Валааме более 30 лет. Известно количество инвалидов по годам: 1952 – 876, 1953 – 922, 1954 – 973, 1955 – 973, 1956 – 812, 1957 – 691, – и далее примерно на одном уровне. Это были очень больные люди, с ранениями и контузиями, к тому же многие в возрасте. Менее шести смертей в год из 900–700 человек – это разве большая смертность для подобного заведения?

В реальности на острове была большая «текучка» – одних туда привозили, других увозили, редко кто задерживался. И это следует из тех архивов, которые члены ассоциации с такими сложностями искали, хотя карельским краеведам эти документы давно известны. Их фотокопии даже в Интернете выложены. Лично я, заинтересовавшись, просмотрел почти двести документов и даже нашёл родственника своего земляка из Беломорского района. Вообще, что сразу бросается в глаза – это адреса проживания ветеранов-инвалидов. В основном это Карело-Финская ССР.

Утверждение, что на «холодный остров» свозили тунеядствующих ветеранов-инвалидов из крупных городов СССР, – это миф, который почему-то до сих пор поддерживается. Из документов следует, что очень часто это были уроженцы Петрозаводска, Олонецкого, Питкярантского, Пряжинского и других районов Карелии. Их не «вылавливали» на улицах, а привозили на Валаам из «домов инвалидов малой наполняемости», уже существовавших в Карелии – «Рюттю», «Ламберо», «Святоозеро», «Томицы», «Бараний берег», «Муромское», «Монте-Саари». Различные сопроводиловки из этих домов сохранились в личных делах инвалидов.


Ещё из архива


Как показывают документы, основной задачей было дать инвалиду профессию, чтобы реабилитировать для нормальной жизни. Например, с Валаама направляли на курсы счетоводов и сапожников – безногие инвалиды могли вполне это освоить. Обучение на сапожников было и в «Ламберо». Работать ветеранам 3-й группы было обязательно, 2-й группы – в зависимости от характера травм. Во время учёбы с пенсии, выдаваемой по инвалидности, удерживалось 50% в пользу государства.

Виталий Семёнов, скрупулёзно изучавший валаамский архив, пишет: «Типичная ситуация, которую видим по документам: солдат возвращается с войны без ног, родственников нет – убиты по пути в эвакуацию, или есть – старики родители, которым самим требуется помощь. Вчерашний солдат мыкается-мыкается, а потом машет на всё рукой и пишет в Петрозаводск: прошу отправить меня в дом инвалидов. После этого представители местной власти производят осмотр бытовых условий и подтверждают (или не подтверждают) просьбу товарища. И только после этого ветеран отправлялся на Валаам.

Вопреки легенде, более чем в 50% случаев у тех, кто попал на Валаам, были родственники, о которых он прекрасно знал. В личных делах через одно попадаются письма на имя директора – мол, что случилось, уже год не получаем писем! У валаамской администрации даже традиционная форма ответа была: "Сообщаем, что здоровье такого-то по-старому, ваши письма получает, а не пишет, потому что новостей нет и писать не о чем – всё по-старому, а вам передаёт привет"».

Самое поразительное: страшилки о валаамском «аиде» разлетаются мгновенно, стоит лишь любому сомневающемуся набрать адрес в Интернете – http://russianmemory.gallery.ru/watch?a=bcaV-exc0. Вот они, фотокопии внутренней документации.

Например, такая объяснительная (с сохранением орфографии): «1952 г. Валаамский инвалидный дом. От инвалида войны Качалова В.Н. Заявление. Так-как я ездил в город Петрозаводск и случилось несчастье, во время припадка раздели тужурку и летние брюки, то прошу вас дать мне фуфайку и брюки. В чём прошу Вас не отказать. В Петрозаводске заявил министру, то она велела вам написать заявление. К сему: Качалов 25/IX–52 года».

Картину проясняет ещё одна записка: «Директору дома инвалидов тов. Титову от инвалида войны II гр. Качалова В.Н. Объяснение. Объясняю в том, что продано у меня 8 вещей: брюки 2 х/б, простынь 1 х/б, тужурка 1 х/б, фуфайка х/б. Пинжак х/б один. Рубашка 1 х/б, носки 1 х/б. За это всё прошу вас меня простить и в дальнейшем прошу простить. Даю инспектору по трудоустройству слово в письменом виде, что больше этого не допущу и прошу вас выдать мне костюм шерстяной как выдавали инвалидам войны. К сему: Качалов. 3/X–1952». Получается, что инвалид свободно поехал с острова в областной центр и там покуролесил.


Запрос инвалиду-фронтовику, действительно ли он желает поступить в инвалидный дом
(этот и другие документы на странице - из Валаамского архива)


Или вот ещё документы. Официальный запрос инвалиду, действительно ли он хочет жить в инвалидном доме (к слову об «облавах»). Увольнительная «инв. войны тов. Хатову Алексею Алексеевичу в том, что он увольняется для сопровождения жены к месту жительства в Алтайский край г. Рубцовск» (и это была «тюрьма»?). А вот ещё два документа. В одном даётся справка за 1946 год, что у ветерана Гавриленко из Питкяранты, бывшего танкиста, ослепшего на два глаза, нетрудоспособная мать, «положение безвыходное», поэтому ему выделяется место в интернате «Ламберо» Олонецкого района. Из другого следует, что танкиста перевели на Валаам, но в 1951 году его оттуда забирает мать. Или такая деталь: Ланев Фёдор Васильевич, прибывший на Валаам из г. Кондопога, в 1954 г. как ветеран получает пенсию в 160 руб. Вот из таких маленьких деталей и вырастает реальная картина.

И на всех документах значится не «дом инвалидов войны и труда», как его называет Е. Кузнецов и многие мифологи, а просто «инвалидный дом». Оказывается, на ветеранах он и не специализировался. Среди «обеспечиваемых» (так официально назывались пациенты) был разный контингент, в том числе «инвалиды из тюрем престарелые». Об этом В. Семёнов узнал от бывших работниц валаамского дома инвалидов, когда в 2003 году ездил в Карелию.

«У меня был случай один, – рассказала старушка. – Один бывший тюремный напал на меня на кухне, здоровый такой, с протезом ноги, а их же трогать нельзя – засудят. Они тебя бьют, а ты их не можешь! Я тогда закричала, пришёл замдиректора и дал ему так, что он отлетел. Но ничего, судиться не стал, потому как чувствовал, что неправ».
* * *


Ещё из архивов Валаамского инвалидного дома


История с валаамским «аидом» очень неоднозначна. Между тем легенда о «Гулаге для ветеранов» продолжает шириться. И разве виноват мой приятель, польский публицист, собравший все эти страшилки, если не в польской, американской или ещё какой, а именно в русской Википедии говорится: «Валаам – лагерь инвалидов Второй мировой войны, куда после Второй мировой войны в 1950–1984 годы свозили инвалидов войны». Там же есть ссылка на статью «Как в СССР уничтожали инвалидов войны» с комментариями какого-то украинца: «Перед преступлениями российских коммунистов меркнут все преступления германского нацизма вместе взятые... Генетические уроды... Куда подевал народ-богоносец калек-победителей? Суть этих интернатов была в том, чтоб тихо спровадить инвалидов на тот свет как можно быстрее...» А в прошлом году в США должна была выйти книга американского профессора Френсиса Бернштайна – о глумлении над ветеранами в горицком доме инвалидов. Психологическое давление продолжается – направленное на очернение того, что объединяет сейчас народы России. Тихо, исподволь, копаясь в ранах ветеранов, они подрывают у молодого поколения «память о памяти» – мол, если ваши деды глумились над ветеранами, то зачем вы на свадьбах возлагаете цветы к памятникам, зачем вам «такая» Победа?

Только правда может этому противостоять. И молитвенная память о тех покалеченных, что многие годы носили в себе осколки страшной войны. И, конечно, я кланяюсь Ольге Лосич и её сотоварищам, что воздвигли памятный крест на Валааме. Крест, возможно, появится и на горицком погосте – Виталий Семёнов уже несколько лет добивается этого у местных властей. И сколько ещё таких инвалидных кладбищ по Руси...

Вместо послесловия

После выхода этой публикации 4 июля в редакцию нашей газеты зашла 78-летняя сыктывкарка и рассказала, что её отца долгое время после войны считали в семье без вести пропавшим. Но однажды её знакомая поехала на Валаам и случайно увидела там односельчанина... Это был отец нашей гостьи. На войне он потерял ноги и решил не сообщать семье о себе, чтобы не быть в тягость.

Михаил Сизов

Новости по теме